Выкладываю интервью 2015 года с Верой Полозковой о Майкле. Мне понравилось, как она о нём говорит, как увлечена им, как любит. Прочитала с удовольствием.
Михаил Козырев:Итак, переходим к основной теме. Представляю вам с удовольствием поэтессу, поэта, но она сегодня не поэтому: Вера Полозкова.
Вера Полозкова: Здравствуй, мой хороший.
Михаил Козырев: Я надеюсь, что среди слушателей Серебряного Дождя найдутся люди, у которых выступят слезы на глазах. Сегодня мы решили назвать программу «5 лет без Майкла Джексона», потому что 25 июня 2009 года он ушел из жизни. В это сложно поверить, потому что время летит невероятно быстро. Это был один из тех моментов истории, который запоминается на всю жизнь, потому что ты следишь за тем, что рассказывают, ты понимаешь, что там произошло что-то страшное, пытаешься разобраться в подробностях и т.д. Как изменилось ваше отношение к Майклу Джексону за эти пять лет и как вам кажется, мир изменил и изменил ли отношение к этому артисту? А Веру я пригласил потому, что она в свое время поразила меня знаниями об этом артисте и степенью ее истовой влюбленности в этого певца. Давно ли это с тобой случилось?
Вера Полозкова: Да, это случилось довольно давно, думаю, в этом году двадцатилетие влюбленности, о которой ты говоришь. Потому что на Новый год в мои 8 лет, мама подарила мне два принципиальных в моей жизни подарка: кассетный плеер Sony со шкалой радиоволн – такой черный большой кирпич – и кассету Майкла Джексона «Bad». Это был первый альбом в жизни, который у меня появился. И это до сих пор, как ни странно, моя любимая пластинка. Эти вещи уже на рефлекторном уровне любимы мной. Так началось самое, наверное, большое потрясение в моей музыкальной жизни, которое длится до сих пор.
Михаил Козырев: А почему так получилось, что именно он стал твоим героем? Тебе ж могли подарить пластинку какого-то другого коллектива.
Вера Полозкова: Ну мама уже знала, что дарить, потому что я ей недвусмысленно намекнула, кого мне нужно. Понимаешь, я до сих пор не знаю человека, приближающегося по яркости к этому таланту. У меня очень многое, естественно, изменилось в музыкальных предпочтениях, я любила все жанры, все горизонты и диапазоны, от рэпа до классической музыки и обратно, весь соул.
Михаил Козырев: Только Guf лишь ненадолго украл твое сердце.
Вера Полозкова: Рики Мартин в 14 лет ненадолго затмил Майкла Джексона. Там много было ситуаций, о которых сейчас неловко вспоминать, но тем не менее, я ничего не стыжусь. А этот человек был потрясением во многих смыслах: от музыкального до чисто эстетического, потому что он казался пришельцем, когда ты на него смотрел. Так не бывает среди людей, чтобы люди так выглядели, так двигались, такие искры рассыпали и при этом, были бы невероятно настоящими, потому что эта моя любовь совпала с его первыми гастролями в Россию. Тогда о нем очень много говорилось, в 1996 году он приезжал, давал концерт.
Михаил Козырев: Это был второй концерт. Первый раз он приехал в 93-м.
Вера Полозкова: Да, и это как раз попало. Меня не отпустили, естественно, в силу ничтожного моего возраста ни на тот, ни на другой, боясь, что меня там затопчут, но огромное количество интервью и историй про него я смотрела по телику, и меня поражала степень естественности человека, у которого такие стадионы собираются, например. До сих пор этот феномен меня очень сильно занимает теперь с какой-то исследовательской точки зрения, потому что истории славы они довольно страшные всегда. А такой славы в мире было, может быть, случая три, и сейчас мы можем судить о законченном сюжете.
Михаил Козырев: А в какой момент ты стала интересоваться тем, о чем он поет?
Вера Полозкова: У меня был смешной период звукоподражания: «дёрти дайана». Ты не знаешь, что это такое, а спустя уже какое-то время ты изучаешь английский, поскольку учишься в школе с углубленным изучением английского, как это делала я, разбирала тексты и меня поразило, насколько ему интересно работать с сюжетом в песнях. Потому что английские попсовые песни устроены гораздо элементарнее, чем русские попсовые песни. Это не плохо, это просто другая эстетика, другой жанр. Меня поразило, что человек лет с 18 всерьез увлекается сюжетными песнями, где истории разворачиваются не от первого лица. Например, «Billie Jean», которая взята Джексоном откуда-то.
Михаил Козырев: Вроде какой-то прототипный сюжет там все-таки был.
Вера Полозкова: До последнего альбома, где есть несколько больших историй: и про ребенка, и про то, как он встретил девушку из Чикаго, и т.д. Это был человек в равной степени одаренный и словесно, и музыкально, хотя, конечно, музыкально он был гений, и его называют отцом битбокса. Есть знаменитое видео: он, прежде чем придумать мелодию, ритмически прорабатывал все вещи, поэтому для того, чтобы дать задачу…
Михаил Козырев: Он изображал губами все партии инструментов!
Вера Полозкова: Да, и есть версия, что так родился битбокс.
Михаил Козырев: А ты такая одна была в своем окружении? Одна была влюблена в такого артиста и что слушали твои одноклассники в то время?
Вера Полозкова: Рок, всякую альтернативу. Я тоже слушала, просто у меня была такая страсть, тогда было очень много доступных материалов, о которых сейчас уже забыли. Вообще, с 1992 до 1996, пока он не развелся с Лизой Марией Пресли, это были его какие-то пиковые годы, а дальше началась уже необратимая история, которая его как-то сильно подрубила и внешне, и внутренне, и со здоровьем. Зато у него появились дети, поэтому он ушел в тень, и последние 15 лет мы мало что о нем слышали, потому что он был невероятно заботливым и крутым отцом. Об этом до сих пор говорят его дети, которые никак не могут прийти в себя от произошедшего.
Михаил Козырев: Ну как они еще могут сказать?
Вера Полозкова: Я потратила несколько недель своей жизни, чтобы пересмотреть всю хоумвидео-хронику, которая, как ни странно, сейчас доступна.
Михаил Козырев: Про семью Джексонов?
Вера Полозкова: Про Принца и Пэрис, про старших двух. Могу сказать, что это было очень странное детство, но этот человек их реально обожал, просто потому что он о них мечтал лет 10 и собственно причина его развода с Лизой Марией была про то, что она не рожала ему детей, а ему был принципиален этот вопрос.
Михаил Козырев: А не было у тебя ощущения, что вся история с Лизой Марией Пресли был какой-то «publicity stunt» (*рекламный трюк)? Специальный, на публику, как будто он принимает из рук одного великого музыканта его дочь.
Вера Полозкова: Нет, это невероятно грустная история от начала до конца. Он был давно в нее влюблен к тому моменту, как она начала его замечать. Она относилась к нему точно также, как ты сейчас говоришь. Для него это была непростая история, потому что она не понимала. Что это такое, зачем ей это, у нее никогда не было цели какого-то брака с селебрити и т.д. В общем, это была целиком его одержимость, инициатива, тайная история. Он же увез ее жениться, никого на этой свадьбе не было, есть какая-то одна нечеткая съемка, как они женятся.
Михаил Козырев: Где-то в Гватемале.
Вера Полозкова: Да, это была совершенно спонтанная история. Я всегда поражалась, с каким отвратительным холодным выражением лица Лиза Мария при жизни рассказывала про этот брак, про то, что она была идиотка, ей было 25 лет, она никогда не простит себе этой глупости, и как они с Опрой гадко шутили по этому поводу. И стоило ему умереть, как на ее странице в My Space спустя 14 лет появляется огромное заявление о том, что на самом деле… Вы не представляете, какой горечью исполнены все воспоминания, что они правда любили друг друга, это было ужасно глупо, его никогда не было на месте, она обижалась по мелочам, она очень его измучила, он правда ее любил. А дальше Опра приезжает к ней, она переехала жить в Англию, где у нее новый муж-англичанин, на эксклюзивное интервью, и Лиза Мария рассказывает абсолютно другую историю по поводу того, что долго еще после того, как она вырвала у него развод, он ее любил и отправлял какие-то сумасшедшие подарки, приезжал, и они встречались чуть ли не до 2000-х, и все это было ужасно горько и больно, и никак они не могли расстаться, и последний раз он ей звонил в 2005 году сказать, что он любит и скучает, но она сказала, все, ей больше не нужно это слушать, она устала, и это был последний раз, когда они разговаривали.
Михаил Козырев: Ну конечно, эта разница интонаций в интервью очень свидетельствует о цинизме, что при жизни можно так, а после…
Вера Полозкова: Я думаю, что она была очень обижена. Потому что естественно человек был абсолютно помешан на работе, он был сломанный трудоголик, думаю, что с ним было очень тяжело, потому что он был невероятно спонтанный, непредсказуемый, очень инфантильный, наверняка, вел себя совершенно не так, как от него ожидает женщина, которая за ним замужем. Она сказала сразу, что очень сглупила, что не родила ему детей, потому что знала, что дальше начнется мучительная история с опеками над ними, а мне не хотелось вечно раздирать детей на части, возить из одного дома в другой. Лиза Мария была настолько не уверена в этой истории и в себе, что струсила.
Михаил Козырев: Он производит впечатление человека, который всю жизнь борется с чудовищным искалеченным детством, которое было с одной стороны растерзано постоянным присутствием света софитов, а с другой стороны — издевательства со стороны отца, говоря о которых он каждый раз не мог сдержать слез по поводу того, что происходило у них в семье. У меня ощущение, что все его творчество — попытка смириться с детской травмой.
Вера Полозкова: Это правда. И то, что отец его человек очень специфический, об этом свидетельствует факт, что его мать Кэтрин Джексон развелась с ним на 61-м году совместной жизни, потому что в очередном интервью он имел наглость сказать, что это она его не оберегла и косвенно виновата в смерти своего младшего ребенка. Например, так он мог сказать про женщину, с которой он прожил 60 лет, для которой это огромная рана в сердце.
Михаил Козырев: Тебе не казалось, что каждый раз в момент таких исповедей, которые можно было услышать из уст Майкла, в интервью Опре Уинфри или других редких откровениях, чувствовалось «любите меня, пожалуйста, я же такой несчастный, у меня было такое чудовищной детство».
Вера Полозкова: Все зависит от того, как ты к этому относишься. У него непростая была жизнь и то, что он из нее в итоге высек, добыл драгоценную энергию, потому что можно же быть просто нытиком, неудачником, алкоголиком и наркоманом из-за того, что тебя в детстве папа не любил. А можно пахать так, чтобы добиться вот таких высот, что даже спустя 5 лет после твоей смерти тебя никто еще не превзошел.
Михаил Козырев: Есть ли у тебя конкретные воспоминания из подросткового возраста, связанные с конкретными песнями? Я обратил внимание на то, что ты очень часто используешь в отношении впечатлений от Майкла Джексона слова «увидела», «не могла поверить своим глазам», то есть говоришь о визуальном, потому что это, конечно, неразрывно связано с эстетикой его видеоклипов и концертных представлений. Может быть, у тебя есть параллельные такие же сильные аудио впечатления?
Вера Полозкова: Конечно! Одно из самых сильных, это уже во взрослом возрасте, когда я начала интенсивно изучать вопрос, меня поразил жанровый диапазон, в котором человек работал. От камерных вещей как «Little Susie» или «Gone Too Soon» – про мальчика, который погиб в 13 лет, его страшно убивали такие истории, он не мог их спокойно переживать, до, например, великой песни «Give In to Me». Это вообще никак не относится к поп-музыке, мне кажется, это абсолютный рок-шедевр, без вопросов. И это лишний раз доказывает, что если человек невероятно одарен, для него не существует жанра как такового. Он умел практически все делать, обожал рэперов, работал с ними, писал камерные лирические баллады под одно фортепиано.
Михаил Козырев: Ритмические рисунки – латиноамериканские.
Вера Полозкова: Обожаю песню с Карлосом Сантаной, абсолютно латинскую мелодию, которая могла бы звучать в любом квартале от Кубы до Португалии. Главное, что он очень сильно влюблялся в людей, у него никогда не было такой истории, что кто-то украдет его славу, он обожал собирать кучи народа и писать с ними такие песни, как «Heal the World».
Михаил Козырев: Или как «We Are the World», которая для меня стала фантастическим откровением. Все рокеры мира и музыканты с тех пор, когда и Боб Гелдоф и он помогали во время засухи и голода в Эфиопии, имеют образец, как правильно нужно сделать акцию, чтобы собрать тучу денег на благое дело. И все наши музыканты, и западные используют этот стандарт.
Вера Полозкова: Сильным потрясением даже не идентифицированным как Майкл Джексон было для меня событие, когда вышел фильм «Free Willy» и саундтрек к нему, гениальная песня «Will You Be There».
Михаил Козырев: И если весь фильм заработал в прокате 80 млн, то 20 млн заработала песня, которая полностью окупила бюджет фильма и пошла на благое дело. Слушательница Гульнара нам пишет: «Майкла Джексона слушали все дети нашей семьи, повторяя за старшим двоюродным братом, и до сих пор его песни любимы нами и по-своему объединяют». Сейчас неприятный вопрос задам. Что меня всегда обескураживало и раздражало в Майкле Джексоне, так это его неуемная тяга к тому, что он больше чем весь мир вместе взятый, его гигантомания – с открытием статуи, водружением статуи, которая едет на кораблях по Темзе, с тысячными войсками, которые маршируют за ним в едином марше в клипах. Такое ощущение, что это такая мегаломания и такой эгоцентризм, в котором опять-таки маленького мальчика, который пытается компенсировать нелюбовь отца любовью земного шара, уже даже не чувствуется, это все какая-то глобальная показуха.
Вера Полозкова: Это ты рассказываешь про период «History». Ему еще говорили, когда начались истории с армиями, что же вы какой-то культ военщины устраиваете, что вы себя императором нарекли и т.д., но самом деле он хорошо разбирался в эстетике. Он очень любил фильм «The Wall». И он очень много задействовал разных коннотаций в этом.
Михаил Козырев: С Ким Чен Иром и эстетикой Северной Кореи его ничего не связывало? Потому что по образам этих марширующих военных…
Вера Полозкова: В «History» мы имеем дело с поздним Джексоном, а вообще про мегаломанию ты совершенно прав. Откуда бы взялись стадионы в 200 тысяч и все остальное? Он этого не боялся и был бесконечным экспериментатором. Его занимала история и механика огромных зрелищ, ему было интересно, что работает в массовом сознании, что острее в него врезается. Ты видел концерт в Бухаресте, где он в конце на изобретенном паровом двигателе улетает со сцены. Это 93-й или 94-й год. Я посмотрела это случайно на гастролях в Нижнем Новгороде, когда со своей группой после концерта я села съесть супчик, а там концерт, в конце которого он залезает в космический прибор и улетает.
Михаил Козырев: Примерно как отец Маколея Калкина в начале клипа «Black or White».
Вера Полозкова: Его занимала история огромных зрелищ, он был большим новатором том, что называется сценическим искусством. И все это поражало воображение.
Михаил Козырев: У меня ощущение, что из-за твоей большой осознанной многолетней любви любую вещь у него ты воспринимаешь положительно. Если бы это сделал другой артист, ты бы сказала, что это пошлость.
Вера Полозкова: Я не все вещи воспринимаю. Давай будем смеяться над Джоржем Майклом, который издевается над ментами в своих клипах и выставляет их какими-то непонятно кем. Давай будем сходить с ума от Леди Гаги. Есть такая вещь как эстетика, она использует самые острые вещи, штампы, чтобы с ними работать. Леди Гага пользуется штампами. И что касается какого-то визуального дарования, она может посоперничать с ранним Джексоном в том, но мы не будем всерьез думать, что то, что она снимает в своих клипах — это факт ее убеждений, ориентации, сексуальной жизни. Она меня восхищает тем фактом, что она эпатирующая, но бесстрашная.
Михаил Козырев: Мы позвонили человеку, который наверняка сталкивался с людьми, которые общались с Майклом Джексоном. Вообще, каждый раз, когда речь идет о западной музыке, меня тянет набрать его телефон. Владимир Леонардович Матецкий, добрый вечер, маэстро!
Владимир Матецкий: Добрый вечер, очень рад слышать.
Михаил Козырев: Скажите, пожалуйста, изменилось ли отношение к Майклу Джексону за пять лет в мире?
Владимир Матецкий: Конечно, изменилось, потому что мир очень быстро меняется. Такое ощущение, что происходит какое-то невероятное ускорение нашей жизни. Может, это мой возраст, но думаю, что это ощущение есть у всех – как будто это было вчера. Думаю, аналогично чувствуют 99,9% наших слушателей.
Михаил Козырев: Тебе наверняка доводилось пересекаться с музыкантами, продюсерами, людьми с рекорд-лейблов, которые работали с Джексоном. Можешь ли ты вспомнить какие-то их ощущение от работы с этим артистом, впечатление, которое он на них производил?
Владимир Матецкий: Надо начать с того, что я сам с ним неоднократно пересекался, общался, разговаривал. Я до сих пор очень хорошо помню его рукопожатие: у него маленькая горячая сухая рука. Это был странный человек. С одной стороны был на 100% шоу-бизнес, чистый шоу-бизнес. С другой стороны, он, безусловно, был художником, как songwriter, как человек, который придумывал массу вещей. Действительно, он был невероятно чувствительным и чутким, выбирая музыкантов, людей, которые с ним работали. Чего стоит один Куинси Джонс! Я видел его выступления в маленьком зале в Монако на World Music Awords, был на двух московских концертах, но они были неудачные, я думаю, со мной согласятся поклонники. Это были какие-то странные концерты. Вообще, как он работал, как выглядел, это удивительная штука. Я человек, который тяготеет к рок-музыке, но Джексон был эстрадным артистом супер-экстра класса, вне всяких сомнений.
Михаил Козырев: Было ли у тебя ощущение, что все придумки, постановочные вещи, аранжировочные моменты, все, с чем приходится иметь дело артисту, он это сам контролировал? Или он просто правильно подбирал людей, которые предлагали ему интересные затеи и правильный «гарнир», чтобы представить его на сцене или в клипе?
Владимир Матецкий: Могу сказать абсолютно с большой степенью уверенности, поскольку я на эту тему общался с массой разных людей. Миш, ты абсолютно прав. Начиная с Дона Грирсона, который возглавлял Epic Records в тот момент, когда там выходили пластинки Thriller и т.д., он был и остается моим товарищем, он давно не работает на Epic, но я присутствовал во время его телефонного разговора с Майклом Джексоном, когда он спрашивал про обезьянку Баббл. Джексон контролировал все, он был вовлечен в производство пластинок, в организацию звука. Брюс Свиден – знаменитый шведский звукорежиссер, который работал с ним, и когда я был в Стокгольме, звукорежиссеры подарили мне набор кассет, где он рассказывает, как они писали Thriller, какие использовались микрофоны и т.д. Это очень интересная отдельная тема – звук. Я думаю, все слушатели помнят, что на некоторых альбомах Джексона, по-моему, на Dangerous, очень маленький уровень вокала. Это была целая концепция, весьма необычная на тот момент. Он великолепно прекрасно сам писал материал, умел коллаборировать, то есть писать с разными людьми, все время искал новых людей для работы. Чего стоят его дуэты – там и Маккартни и т.д. И еще что главное, он имел полный контроль над тем, что он делает. Это абсолютно точно.
Михаил Козырев: Это имеет же и оборотную сторону. Мы сейчас с Верой уже касались того, что составляет основную из моих претензий и причин неприятия его творчества с такой же степенью любви, как у большинства его поклонников. Эта мегаломания, абсолютный эгоцентризм, огромные безумные марширующие ряды солдат, статуи, кордебалеты – это же в конечном счете выродилось в какую-то чудовищную самопародию. От этого несет пошлостью шоу-бизнеса.
Владимир Матецкий: Это правда. Я под этим подписываюсь. Обрати внимание, я начал с того, что человек на 100% – шоу-бизнес. Как его называют в Англии: «самопровозгласивший себя король попа». Над ним смеялась Англия, потому что он возил свою статую по Темзе. Но он был таким человеком, он не мог жить иначе. Это носило, порой истерический характер, чрезмерный. Кстати, есть книжка воспоминаний президента Sony Уолтера Етникова, где он пишет различного рода истории, как Джексон ставил ему условия: «Я не пойду на «Грэмми», если не получу 8 "Грэмми". Договаривайся, что у меня будет 8 "Грэмми"».
Михаил Козырев: А почему, есть ли у тебя объяснение, что с ним происходило? Этот вечный поиск какой-то невероятной любви у всего человечества из-за недовосполненной любви семьи, или это борьба с собственной плотью, болезнью, вечные пластические операции, патологическая доходящая до полукриминальных вещей страсть к детям. Откуда это все берет корень?
Владимир Матецкий: Мы может только догадываться. Я с ним близко знаком не был, я с ним не ужинал, не обедал, у нас с ним не было откровенных бесед на кухне. Мы просто встречались. Но как любой человек, окруженный мифами, он просто ими окутан, которые, я думаю, он и сам активно распространял. Потому что это являлось частью шоу-бизнеса, он понимал, как это организуется, как сделать интригу. Я был свидетелем закрытой вечеринки в Монако, он в тот момент был в красной маске, на руках у него – ребенок. Невероятные секьюрити, щелкают аппараты, проходишь внутрь, ребенка он тут же сдает на руки, снимает маску, идет по столам, целуется, как обычный советский артист, целующийся со всеми на «Песне года» или «Золотом граммофоне». Еще эпизод оттуда же. Мы сидим за столом, люди вида «город Одесса, белые костюмы, черные выпущенные рубахи». Я говорю: «А это кто?» А это Марсель Аврам, менеджер Майкла Джексона. Это мои личные ощущения. Этим он был невероятно удивителен. В нем сочеталось несочетаемое. С одной стороны альбомы, продаваемые какими-то фантастическими тиражами, невероятные треки, вечно живые Beat it, Billy Jean, которые впитались в кровь всего человечества.
Михаил Козырев: Да, нет человека на земном шаре, который не распознает эти вещи с первого удара.
Владимир Матецкий: А с другой стороны сидим Мишель Аврам, толстый дядя с золотыми цепочками, и он занимается карьерой артиста Майкла Джексона. Такая история.
Михаил Козырев: Как тебе кажется, через 10-30 лет будут ли люди также слушать Майкла Джексона, будут ли родители давать своим детям его одним из первых пластинок, как они дают Beatles или Моцарта?
Владимир Матецкий: Думаю, что пару десятилетий точно. Ты затронул тему, которую очень часто сейчас поднимают люди, испугано глядя друг на друга: а как все будет происходить через 50 лет? Нет ли такого ощущения, что люди все это начнут забывать, что мир катится в сторону, что всем будет вообще на все наплевать: будет только кнопка с названием «Удовольствие», кнопка «Бабки давай» и т.д. Не знаю! Мне кажется, в том, что называется обозримым будущим, эта музыка будет жить. Что касается дальнейших перспектив, очень трудно сказать, что будет с человечеством.
Михаил Козырев: Не то, что с наследием Майкла Джексона, да.
Владимир Матецкий: Да, помнишь, как Леннон говорил знаменитые свои фразы, за которые он так сильно пострадал? Это примерно из этой же серии. У меня возникает какое-то внутреннее ощущение, что мир меняется очень сильно, я чувствую, когда меняются человеческие установки, взгляды на какие-то базовые вещи.
Михаил Козырев: И неизвестно, куда это нас заведет. Спасибо большое. Я хотел затронуть еще одну сложную тему: обвинения Майкла Джексона, которые были при жизни с разницей в десятилетие. Это обвинение в педофилии и в пересечении границ того, что возможно в отношении детей. Пишет мне слушательница Ольга из Москвы: «Михаил, вы становитесь похожи на Малахова из «Пусть говорят» – любителя перетрясти чужое белье. Неужели творчество Джексона так мало и неинтересно, что вы решили отдать эфирное время скандалам, сопровождавшим его жизнь? Я вот уже и забыла, что его обвиняли в педофилии, а вы напомнили, неужели это так вам интересно?» Ольга, да интересно. Я учился в Лос-Анджелесе, в 1993 году разразился скандал, когда Джексона обвинили в растлении 13-летнего мальчика Джордана Чандлера. По признанию мальчика, он посещал Neverland Valley Ranch – парк, который построил Джексон, он был его фанатом. И подробности я вам не хочу рассказывать о том, в каких злодеяниях мальчик обвинил певца. В этот момент, находясь в США, ты приходил к абсолютному выводу, что его карьера закончена, что все, что он сделал на этот момент будет предано анафеме, потому что настроение страны было в тот момент таким: « Вот этого мы не примем никогда».
Вера Полозкова: И это самое страшное, потому что это нельзя отбить. Это единственное обвинение, которое, даже если ты будешь оправдан, никогда с тебя не смоется, оно самое ужасное на свете на самом деле. Могу сказать две вещи очень простые, которые я сейчас для верности перепроверила. Отец Джордана Чендлера, Эван Чендлер, который заставил своего ребенка дать показания в суде против Майкла Джексона, застрелился через три месяца после смерти Джексона в ноябре 2009 года. А его 30-летний сын, который сказал, что с 1994-го года не общается со своим отцом и тот его в 2005-м даже пытался прирезать, сообщил, что все, что он говорил, было прямым давлением со стороны отца и попыткой выжать как можно больше денег на этом судебном процессе. Притом что Джексона никто не заставлял платить эти деньги, просто в 1993 году он сделал стратегическую ошибку, и такое пятно легло на его репутацию. Ему было просто не досуг ходить на все судебные заседания. Его таскали на всякие экспертизы, и он сказал: «Сколько, блин, им нужно, чтобы они отвязались от меня» – и отдал, сколько было нужно. Поскольку он это сделал, прошло 10 лет, пока не раскрылась правда: одного нет в живых, а другой навсегда с поломанной психикой. Самое смешное, что обе семьи находились на стадии развода и оформления опеки над детьми: семья, которая в 1993 году подала на него в суд, а в 2005 – семья Гевина Арвизо. Что меня убивает, он оплатил этому ребенку, у которого был рак, транспортировку, химиотерапию, много всего, после чего, когда он вылечился, они познакомились, и мама очень просила своих детей и вылечившегося старшего ребенка, навещавших Neverland, называть Джексона отцом, чтобы ему было приятно. Кстати, эта женщина сейчас носит имя Джанет Джексон, она поменяла паспорт. А вообще эту девушка многократно лежала в психиатрических лечебницах, просто на основании того, что у них много совместных фотографий с Джексоном, поскольку он реально был растроган тем фактом, что деньги его помогли кому-то вылечиться, и тот его реально очень любил и навещал в Neverland, она сфабриковала историю. Просто тоже очень хотелось денег, и оба раза была разрушенная психика. Ужас в том, что, честно, мне даже сейчас не очень интересно, что там на самом деле происходило, а в том, что это обе нереально разрушенные семьи. Это семьи с неадекватными родителями. Я тут прочитала, что Гевин Арвизо женился, и все у него нормально.
Михаил Козырев: И все эти аргументы не исключают возможности, что человек с такой искалеченной психикой, как у Майкла Джексона, будет бродить по этому ранчо в окружении стайки детей, а потом ложиться с ними в постель. Другое дело, что если ты любишь этого артиста и относишься к нему как к человеку абсолютно достойному, никакие аргументы против него тебя не переубедят. Конечно, мы никогда не узнаем правду, но, тем не менее, со всем тем, что ему было присуще и со всем багажом бед. Все основывается только на фактах и его интервью.
Вера Полозкова: Мы немножко демонизируем искалеченность этой психики. Мы ничего про него не знаем. А эти люди застрелились или лежат в психиатрической лечебнице. Давай закончим, правда, на этом, потому что никто ничего не доказал. Нет ни одного открытого доказательства.
Михаил Козырев: Как ты считаешь, сегодня все эти истории бросают тень на его наследие?
Вера Полозкова: Этим единственно, что венчает миф – ранний уход человека из жизни. Мне больно из-за этого по одной причине – это очень ускорило его уход, это заставило человека еще плотнее сесть на обезболивающие, на которых он и без того сидел. Это совершенно подкосило его эмоционально, то, какая травля началась на него в прессе и вообще в Америке, это не поддавалось никакому объяснению, от него отвернулось огромное количество его друзей. Это был ад. Ладно, в 1993 он был на пике формы, а в 2005 это был предел, и его было невероятно жалко. Я думаю, что если бы не эта идиотка, которая лежит в психушке пожизненно, он пожил бы еще на свете лет 10-15. Он уехал в Бахрейн, он прятался, не работал.
Михаил Козырев: В результате еще попал на судебный иск, который ему вчинил какой-то местный.
Вера Полозкова: Он чувствовал себя оплеванным, униженным и изгнанным, изолированным. Я думаю, что он этого не заслужил. Думаю, если бы не эти две истории, мы были бы с ним сейчас…
Михаил Козырев: Что бы ты у него спросила, если бы удалось поговорить?
Вера Полозкова: Господи, как ты выдержал все это?
Михаил Козырев: Вся эта история, которая началась со времени его ухода из жизни, это колоссальное гигантское шоу, которое они устроили из его похорон, с прямой трансляцией по всему миру, продажей билетов на его поминки. Какое впечатление на тебя это произвело?
Вера Полозкова: Семейка там удивительная. Он же не зря не завещал им ничего.
Михаил Козырев: Только матери, по-моему, и если мать уходит, Дайане Росс.
Вера Полозкова: Детям и часть Дайане Росс. Это очень хорошо свидетельствует о его отношениях с семьей, которая любой информационный повод использует, чтобы нажиться на своем прекрасном родственнике, который с ними лет 15 общался очень пунктирно, если честно. Самое неприятное, они сейчас дерутся за детей. По детям это, конечно, сильно бьет. Пэрис Джексон в прошлом году пыталась покончить жизнь самоубийством, легла в клинику. Это очень вменяемая девочка, я читаю ее твиттер, она пишет: «Ребята, такой семейки нет во всей Америке, как моя. Я не могу передать, какой абсурд здесь творится. Они друг у друга все время воруют детей». Джанет Джексон пытается Кэтрин Джексон выставить ненормальной полоумной старушкой, которая больше не может отвечать за детей, чтобы отжать бабло на опеку над детьми. Там полный цирк, при том, что они невероятно крутые ребята. Я в них очень верю. Единственный, кого мне по-настоящему жалко, это Бланкета, младший, который практически его не застал, который будет подвержен большим манипуляциям.
Михаил Козырев: Подходит к концу наша передача, посвященная Майклу Джексону, но я еще попросил Веру подготовить на финал текст, который она написала после его ухода.
Вера Полозкова: «Я знаю, в каком году он впервые появился на сцене, что он пел на пробах для лейбла, в каких телешоу участвовал в десять лет, сколько раз менялась за карьеру его прическа, когда он сломал нос, когда потребовалась вторая ринопластика, в мюзикле какого года сыграл Страшилу, когда он заболел витилиго, начал светлеть и до каких пор скрывал это, когда познакомился с Куинси Джонсом, на съемках рекламы чего на него упал осветительный прибор и спалил ему затылок, в какую ногу его укусил ядовитый паук и что потом было, когда он купил ранчо и почему назвал его так, все по годам его диски и треклисты этих дисков, сколько раз он был введен в Зал Славы, в каком отеле остановился на первых гастролях в Москве, и написал там знаменитую песню, когда познакомился с Лизой Марией, на какой церемонии поцеловал ее прилюдно и что сказал при этом, когда развелся с ней, и что она написала на myspace сразу после известия о его смерти, когда познакомился с Маколеем Калкином, и почему попросил его быть крестным своих детей, сколько заплатил Дебби Роу за отказ от родительских прав, откуда Бланкет, почему Элизабет Тейлор. Я знаю, что он снялся в шести фильмах, из них два документальных о нем самом, и видела эти фильмы; я пересмотрела всю доступную homevideo хронику про детство Принса и Пэрис, все интервью с Опрой, все интервью Jacksons 5 в голимых шоу для домохозяек 70-х годов, все его разговоры с полицией, и как полицейские заперли его однажды в туалете на 45 минут и курили вчетвером в дверную щелочку; когда начался некроз тканей, когда его мимика стала окончательно неродной; я знаю год, когда он стал красивым, год, когда перестал навсегда; я знаю, что, вопреки всему, он был счастливым человеком, отличным отцом и гением; я знаю, что люди смертны, боги тоже, и его смерть сделала для его мифа, над которым он так корпел, не меньше, чем жизнь; со дня его ухода я пару раз в месяц провожу бессонную ночь в YouTube, отыскивая все новые и новые куски пазла и все жду, когда он сложится в цельную картину и меня перестанет так колбасить; но колбасит только пуще, и я не понимаю, как справиться с этим: то ли книгу сесть писать про него, то ли раскопать ту первую кассету Bad, которую мне подарили в восемь лет, и стереть ее, то ли придумать себе осознанный сон, где поговорить уже с ним; я даже не знаю толком, что меня так мучает… Да, он правда был вот такой, умудрился сделать вот столько, побыть десятком разных людей с одинаковой улыбкой, умереть до старости от передоза, какой молодец, все как по писаному; чего подыхать, он лет пятнадцать уже не был тем, от чего так захватывало дух в детстве; но я не могу, не могу, это бред какой-то, голимый Оззи Осборн жив, здравствует и собирается в Москву с гастролями, а его нет, нет навсегда, и я как будто тоже немножко среди тех, кто его травил и предавал; это какая-то почти религиозная история, мне за него больно физически, Лимонов писал о нем колонку в GQ как о последнем святом, и как ни дико это звучит, у него ведь абсолютно мессианская биография – все вершины надо покорить и все ады пройти, чтобы умереть наконец и покоиться с миром; какая-то невероятная статистика по самоубийствам среди его фанатов за прошедший год; все уже, все, Sony заключила контракт с Джексонами на семь лет вперед, в ноябре выйдет диск неизданного, он никуда не делся, мы даже услышим его новые песни; только мы что-то очень важное пропустили, пока хихикали над его фотографиями из Бахрейна, что-то безумно важное, и теперь уже никогда не будет шанса ничего поделать с этим».
Михаил Козырев: С чего ты начнешь приобщение своих будущих детей к творчеству Майкла Джексона?
Вера Полозкова: Думаю, что покажу им, например, клип Childhood, это очень красиво, когда корабли проплывают над Майклом Джексоном. Вообще, я бы поставила песню They don’t really care about us, потому что она о том, как человечество отстаивает свои права.
Михаил Козырев: Это Вера Полозкова, мы говорили о Майкле Джексоне, спасибо тебе, дорогая.
Вера Полозкова: И тебе спасибо, что позвал.
